– Почему вы воруете помаду, которая стоит… практически ничего? Неужели Пол так мало вам платит?

– Что вы… Нет! Как раз наоборот! Больше, чем можно даже представить… Только у меня трое сыновей-студентов. Нужно оплачивать им проживание в общежитии и учебу. А мои губы сохнут даже от малейшего ветра… – она указала пальцем на помаду и завела старую песню: – Господин Морган сказал, что я должна выкинуть вещи, которые нельзя спасти и написать ему список. Я соврала, что выкинула помаду, но, когда вы сказали о пропаже, подумала, что он забыл вам ее купить…

Тяжело выдохнув, я сделала первое, что пришло в голову – достала косметичку и высыпала содержимое на кровать. У меня было очень много косметики, которая до сих пор оставалась запечатана, так что именно ее я вручила в руки запуганной женщине.

– Вот. Это теперь твое и только твое! – она прижала к груди горсть тюбиков и карандашей и попыталась что-то сказать. – А теперь, прошу, оставь меня. Если тебе, конечно, нечего сказать насчет кольца. Есть?

Словно испугавшись, Мали отрицательно замотала головой и, медленно отступая назад, судорожно шептала: «Спасибо». Вскоре дверь за ней закрылась, а я снова вернулась к обыску личных вещей. Кольца нигде не было, и я не могла быть до конца уверена, что этого не делала Мали…

Но если слова женщины – правда, то украшение взял кто-то во время приема. Возможно, тогда, когда я под действием эмоций убежала смывать с себя следствие шутки подруг. Клатч пролежал на столе около трех часов, не меньше. Наверняка Пол решил бы эту головоломку за день…

Только вот что-то подсказывало – Морган не будет так доверчив, как я, и первым делом уволит Мали. Ведь все указывало на нее… Пребывая в смятении, я немного отвлеклась от нового приступа полного одиночества и воспоминаний об отце, а затем быстро накинула банный халат и отправилась искать Пола.

– Я отведу вас, – буквально выпрыгнула на меня из-за угла Мали, заставив подскочить на месте. – Вы ведь не знаете новый дом…

Пока мы дошли до первого этажа, женщина немного утомила меня постоянными извинениями и благодарностями. Я лишь кивала, но думала только о Поле, который ждал меня в кабинете с новостями о расследовании смерти папы.

Мали подвела меня в широкой двери на первом этаже. Постучав в нее, улыбнулась мне и ушла. Получив громкое: «Входите», я сделала шаг в кабинет из красного дерева с зелеными обоями и многочисленными зеркалами. На удивление, он располагал и умиротворял. Наверное, работать в окружении кропотливо проработанного интерьера – одно удовольствие.

– Садись, – сказал мужчина, привлекая к себе внимание. Он был более чем серьезен, складка между бровей указывала на большие проблемы, а синяки под глазами на отсутствие сна. Не став спорить, я села в кресло напротив, и только тогда он тяжело выдохнул, а затем поставил перед фактом: – Смерть Дмитрия Валевски признана несчастным случаем. Дескать, подавился виски, и никто не успел помочь. Завтра утром пройдут похороны, а затем – поминки.

Мои руки сжали подлокотники кресла, а душа словно отделилась от тела, падая куда-то в пропасть. Было чувство, будто вчера я узнала лишь о болезни отца, а сегодня мне сообщили о его смерти. Я не могла представить своего старика в гробу… Что ему там делать? Ведь он так молод и нужен мне…

– Это была случайность?.. – каким-то чудом прошептала я, хотя сознание уже почти покинуло голову, полную безумных идей и паники. Перед глазами темнело, голос мужчины фонил, а тело казалось невесомым.

Отец не мог умереть… Боже, нет!

– Нет. Это не случайность. В его виски найдены сердечные капли в лошадиных дозах. Убийца рассчитывал, что к утру следы его пропадут, ведь алкоголь растворяет главный компонент капель за пять часов, – серьезно сказал мужчина и прикрыл глаза рукой, заглядывая в папку на столе. Мне показалось, что это было дело моего отца. – Видно, что продумано все заранее и тщательно подготовлено. Как и электричество на приеме…

– Но почему тогда закрыто дело?.. – мне не удалось закончить предложение, ведь ком в в горле не позволял даже лишний раз вздохнуть. Мой папа оказался на самом деле мертв. Навсегда. Он больше никогда не придет ко мне со своими нравоучениями, а я не принесу ему завтрак… А самое главное, вместо того чтобы нормально оплакать его смерть, я занималась сексом с Полом, принимая это успокоительное и позволяя себе отвлечься. Кем я была после этого? Разве не главной эгоисткой на земле? Мне не нужен якорь, мне нужен стоп-кран…

– Ты была последней, кто видел Дмитрия. С шести часов вечера камеры на всем этаже перестали работать, а охранник, которого ты просила о помощи, был стажером и теперь бесследно пропал, – он отложил папку и внимательно осмотрел меня с ног до головы. – Во-первых, мы заставим виновного расслабиться, и это большой плюс для следствия. Во-вторых… Если сейчас придать данную информацию огласке, все обвинения падут на тебя.

Все. Это было последней каплей. Больше информации мое сознание вынести просто не смогло.

Когда теряешь близкого человека, хочешь или нет, но ты обязан пройти через разные стадии депрессии. Мне сложно согласиться, что у всех они одни. Ведь боль, привязанность и степень уязвимости у каждого разная…

Шок, неверие, попытка отречься от проблемы, принятие – я прошла все это всего за сутки. Но лишь очнувшись от обморока, вдруг смогла смотреть на ситуацию здраво. Дмитрия Валевски больше нет. И единственное, что я могла для него сделать – помочь отойти в другой мир правильно, с достойным величием и уважением.

Я долго лежала с закрытыми глазами, делая вид, что сплю. Около меня крутились доктор, Мали и Пол. Нужно было подняться, обозначить свое самочувствие, но я не могла: не было ни сил, ни желания. Полная, всепоглощающая апатия. Хотелось провалиться сквозь землю, утонуть в воспоминаниях, повязнуть в прошлом.

– Это просто стресс. Я уже взял кровь на анализ и провел необходимый осмотр, но уверяю вас, господин Морган, с ней все в порядке. Дайте организму время прийти в норму. Если до вечера она не очнется, тогда, конечно, придется перевозить ее в больницу. А пока – покой и уют! – услышала краем уха слова пожилого мужчины и снова выпала из реальности.

– Куколка… – уже до боли знакомая ладонь легка мне на руку и провела дорожку до самой щеки, оставляя за собой покалывание и мурашки. Теплое дыхание внезапно оказалось у меня на губах, и после легкого, почти не ощутимого поцелуя, я получила почти невероятное признание: – Черт, Настя… Хватит… Я… Я так больше не могу! Обещаю, теперь все будет по-другому. Просто открой глаза.

– Терять близких тяжело, девочка… – затем была Мали, которая наклонилась почти к самому уху. – Но ты не должна уходить за ним. Тут ведь есть господин Морган. Ты ему нужна, дорогая… Больше, чем даже можешь представить.

– …Нет, – разговаривал с кем-то по телефону Морган спустя неопределенное количество времени. – Организацией похорон занимаюсь я. Так что для уточнения всех деталей звоните на этот номер.